Интервью корреспондента «НГ» Марины ГАЙКОВИЧ с генеральным директором Большого театра Владимиром УРИНЫМ о возможном появлении в Москве бывшего руководителя Английской национальной оперы Джона Берри.
– Владимир Георгиевич, верны ли сообщения в западной прессе о том, что Джон Берри получит высокую должность в Большом театре?
– Новость неверная, откуда она появилась в Англии, представления не имею. Мы действительно ведем переговоры с Джоном Берри о работе над проектом, но ни о какой ключевой должности в руководстве Большого театра речь не идет. У нас в театре сформированная структура и репертуар театра планируется определенными людьми. Это входит в их должностные обязанности. В балете это Махар Вазиев, руководитель отдела перспективного планирования Ирина Черномурова и я. В опере, естественно, музыкальный руководитель театра Туган Сохиев. Если говорить о разовых проектах, то как при их планировании, так и при осуществлении могут возникать и другие исполнители. Один из таких проектов мы обсуждаем с Джоном Берри, но объявим о нем только после принятия решения о его реализации и подписания соответствующего контракта.
– Вы были в числе тех, кто поддержал Берри после его отставки?
– Да, с огромным уважением к нему отношусь, он харизматичный лидер. Как вы знаете, мы сотрудничали с ним, когда выпускали «Сон в летнюю ночь» вместе с Английской национальной оперой в театре Станиславского. И уже в Большом мы осуществили вместе постановку «Роделинды».
– А в каком сезоне состоится новый проект, если договоренности будут достигнуты?
– Я не могу пока сказать. Вообще же, если говорить о грядущих сезонах, сейчас мы заканчиваем формирование планов на сезон 2016/17, 2017/18, уточняем детали по сезону 2018/19 и уже какие-то вещи планируем на сезон 2019/20. Это в опере. У Махара Вазиева, так как он начал работать только три месяца назад, определены только два грядущих сезона, к планированию 2018/19 мы еще не приступали, хотя и там есть задумки.
На мой взгляд, для театра это нормальный ритм – на три сезона вперед репертуар должен быть сформирован, потому что это в первую очередь вопросы контрактов с артистами и постановщиками. Сейчас мы к этому трехгодичному методу уже подошли, чему я очень рад.
– Поэтому удалось заполучить Анну Нетребко?
– И не только ее, когда будем объявлять планы на будущие сезоны, вы увидите, что и режиссеры, как мне кажется, будут чрезвычайно интересные, «расписанные», и дирижеры. В следующем году мы планируем объявить сразу два сезона, до 2019 года.
– Это амбициозно.
– Это правильно, такой подход диктует ритм работы. Сейчас к нам обращаются с просьбами о гастролях и оперы, и балета, и мы готовы обсуждать только 2019 год, так как ближайшие три уже расписаны. В сезоне 2016/17 балет поедет на гастроли в Японию и Америку, а опера – на фестивали в Экс-ан-Прованс, Савонлинну и в Париж.
– А проект с Экс-ан-Провансом – «обменный»?
– Да, в апреле 2017 года мы привезем в Москву cпектакли фестиваля «Написано на коже» и «Траурная ночь» в постановке Кэти Митчелл, а летом уже сами поедем на фестиваль с концертным исполнением «Евгения Онегина». С Савонлинной то же самое: в 2018 году они привезут к нам «Отелло», а мы покажем в Финляндии «Иоланту» и концертное исполнение «Евгения Онегина». Потом в 2017 году будут гастроли оперной труппы в Париже, а балетной – в 2018 году в Ла Скала, в качестве ответного жеста на их московские гастроли.
– Вы по-прежнему верите в идею ансамблевого театра с редким приглашением звезд?
– Да, я – ее сторонник и всячески поддерживаю в этом Тугана Сохиева. Это и его идея тоже. Российский театр при том количестве спектаклей, которое мы играем на двух, даже трех площадках, не может жить только проектом. Конечно, проекты есть и должны быть. Например, на «Роделинду» мы привозим певцов на каждый блок. Но основная задача и цель – создание спектакля здесь, на сцене Большого театра, пусть даже в копродукции.
Дело не в том, чтобы удачно прошла премьера, самое главное – чтобы 7-й, 10-й, 15-й спектакли были в том же качестве, что и премьера, или, может быть, еще лучше, чтобы спектакль шел на вырост. Это непросто в сегодняшней ситуации музыкального рынка. Сходите на «Свадьбу Фигаро», и вы увидите, на мой взгляд, спектакль в лучшем качестве, чем он был на премьере. Хотя и были некоторые вводы, основные исполнители – те же, что пели премьеру. При таком подходе нет «свистопляски» – сыграли один спектакль, а на следующий блок срочно вводим других, и спектакль сразу разрушается. Мы выпустили «Катерину Измайлову», и в ближайшие два года в этом спектакле будут петь те солисты, которые пели премьеру, с ними заключены контракты. Идея ансамблевого театра диктует необходимость укрепления собственной оперной труппы.
– Изменились ли за три года ваши изначальные позиции, цели, задачи в отношении Большого?
– Я всегда говорю, что театр – это процесс. В театре не бывает «достиг я высшей власти». Вот, кажется, премьера удачная, публика замечательно принимает, пресса благосклонна, а на следующую работу рассчитываешь, но не складывается. Это тоже нормально. Вопрос в целях. Нужно двигаться дальше.
Труднейше рожденный «Герой нашего времени» со сменой композитора, со спорами режиссера с хореографом, был очень интересен и полезен театру. Или возьмем последнюю балетную премьеру – спектакль «Ундина». Я вижу, с каким настроем артисты выходят на спектакль, с каким упоением они танцуют. Мне кажется, Вячеслав Самодуров – человек, безусловно, одаренный, чувствующий музыку, имеющий свой язык в хореографии. И появление «Ундины» для нас сейчас важнее, чем невероятный успех какого-то другого спектакля.
– Как вы определяете миссию театра?
– Это разговор на несколько дней! Меня часто спрашивают, какое главное качество у продюсера, топ-менеджера? Чутье на таланты. Чем больше талантливого будет происходить в стенах театра, тем лучше. Это первое.
Вторая важная позиция: Большой – это театр для всех. Театр для разных поколений, где и молодой человек, увлекающийся актуальным искусством, и искушенный зритель, и тот, кто попал в театр впервые, найдет свой репертуар. Разнообразие – вот что важно.
И третье – это вопрос о том, что такое русский национальный музыкальный театр. Во-первых, это музыка. Здесь важна не только классика, но и новые партитуры – «Дети Розенталя» и «Утраченные иллюзии» Леонида Десятникова, «Герой нашего времени» Ильи Демуцкого. Во-вторых, это попытка найти современный язык в русской опере. Это не так просто. Русская опера очень часто привязана к историческим коллизиям, она конкретна, не носит характер мифов. Как интерпретировать «Бориса Годунова» или «Мазепу», как уйти от исторических реалий?
– В следующем сезоне российский оперный режиссер Александр Титель будет ставить «Снегурочку». Его появление в театре – скорее исключение? Намерены ли вы пригласить других отечественных мастеров?
– Скорее исключение, да. Российские оперные режиссеры с авторитетными именами – Дмитрий Бертман, Юрий Александров, Георгий Исаакян – это люди, имеющие свои театры, и у них есть возможность реализовывать свои творческие способности. Мы бы не хотели, чтобы спектакли Большого были похожи на те, что идут в других театрах Москвы и Санкт-Петербурга. Я вовсе не исключаю при этом, что они могут быть приглашены на постановку в Большой, но сегодня мы в театре склонны скорее пробовать молодых режиссеров.
Полный текст интерью можно прочитать в источнике
